— Великий Хм-Ага говорит: «Куда я иду, там я и есть», — ответил Роббо: он сидел за рулем, поскольку пьян был немного меньше всех прочих. После трех пабов, в которых они отметились за последние полтора часа, Роббо перешел на светлое пиво. Тем более, что предстояло посетить еще четыре.
— Ну так выходит, мы уже там! — сказал Джош.
— И всегда там были.
Из темноты выплыл дорожный знак, предупреждающий об оленях на дороге, и уплыл, и свет фар заскользил по лоснящемуся щебеночному асфальту, уходящему в лес. Промелькнул маленький белый коттедж.
Майкл, развалившийся на тартановом коврике в тыльной части фургончика, наслаждался приятным опьянением.
— Я бы, пожалуй, принял еще, — не очень внятно сообщил он.
Если бы Майкл сохранил способность хоть немного соображать, то понял бы по физиономиям четверки своих друзей: что- то нечисто. Обычно он на выпивку сильно не налегал, однако сегодня загрузил в себя куда больше кружек пива и стопочек водки, чем смог бы припомнить, — и в большем числе распивочных, чем стоило. В шестерке мужчин, подружившихся еще подростками, Майкл Харрисон всегда был естественным лидером. Если секрет счастливой жизни состоит в правильном выборе родителей, Майкл вытащил сразу несколько счастливых билетов. Он унаследовал приятную внешность матери, а заодно — обаяние и предприимчивость покойного отца.
Ныне, в свои двадцать восемь, он был известен как человек умный и порядочный. Если у него и имелись недостатки, то сводились они к чрезмерной доверчивости и озорству. И этим вечером последнее должно было выйти ему боком, да еще как.
Он снова вернулся в блаженное оцепенение, и мысли его посещали самые счастливые. Жизнь прекрасна. Мать встречается с отличным мужиком, сестра Кэрли отправилась в Австралию, будет целый год разгуливать там с рюкзаком. И самое главное, всего через три дня он станет мужем женщины, которую любит. Своей второй половинки. Эшли.
— Я люблю ее, — прошептал Майкл. — Люблю Эшли.
Доехав до поворота, Роббо притормозил. Дворники работали, размазывая дождевую воду по лобовому стеклу.
— Нет, правда, я ее люблю. Понимаете, о чем я?
— О чем ты, мы понимаем, — ответил Пит.
Фургончик накренился, поворачивая под прямым углом направо, прогромыхал по преграждающей проход скоту металлической решетке, потом еще по одной и выехал на грунтовую дорогу с двумя колеями. Впереди машины некоторое время скакал кролик, в конце концов метнувшийся в какие-то заросли.
Роббо сбавил скорость, и Майкл слегка встревожился:
— Куда мы едем?
— Еще в один паб.
— Ага. Отлично. — И миг спустя: — Я, правда, обещал Эшли, что не стану — не буду — слишком много пить.
— Надо же, — сказал Пит, — ты и жениться-то не успел, а она уже условия ставит.
Фургончик опять накренился, на этот раз потому, что встал, и Роббо выключил двигатель.
— Arrivé! — объявил он. — Очередная поилка!
Кто-то открыл задние дверцы фургончика, невидимые в темноте лапы вцепились Майклу в лодыжки. Роббо подхватил его под одну руку, Люк под другую.
— Эй!
— Ну и тяжелый же ты, сукин сын! — сказал Люк.
Миг спустя Майкла в его любимой спортивной куртке и лучших джинсах бросили на мокрую землю. В кромешной тьме различались только красные задние огни фургончика и белый луч фонарика. Дождь заливал Майклу глаза.
— Моя… одежда…
Его подняли в воздух и опустили во что-то сухое, мягкое.
— Эй! — снова попытался протестовать он.
Четверка пьяных, ухмыляющихся, темных физиономий склонилась над ним. В руки ему сунули журнал. В свете фонаря он различил размытый облик голой рыжей девицы с огромными грудями. Бутылка виски, маленький фонарик — включенный — и портативная рация легли ему на живот.
— Что?..
Во рту у Майкла оказалась противная на вкус резиновая трубка. Он попытался выплюнуть ее и тут же услышал скребущий звук, и внезапно что-то заслонило от него лица. И все прочие звуки. На него накатил страх…
— Эй, ребята… что…
Роббо вытащил из кармана отвертку.
— Ты что, собираешься привинтить крышку? — спросил Люк.
— А как же! — ответил Пит.
— По-твоему, это правильно?
— Ничего с ним не случится, — ответил Роббо. — У него же дыхательная трубка во рту.
— Я все-таки не думаю, что стоит ее привинчивать.
— Конечно, стоит, иначе он вылезет.
— Эй, — сказал Майкл. Однако его никто не услышал.
Роббо закрутил все четыре винта. Гроб был тиковый, ручной работы, с рельефными бронзовыми ручками, — Роббо позаимствовал его в похоронной конторе своего дяди, где работал подмастерьем.
Майкл смотрел вверх, в крышку, к которой почти прикасался его нос. Он попытался выпрямить ноги, но не смог. Протрезвев на несколько мгновений, он вдруг понял, где лежит.
— Эй, послушайте, вы же знаете, у меня клаустрофобия — это не смешно! — Собственный голос показался ему странно приглушенным.
Пит отошел к фургончику, включил фары. В паре метров перед машиной зияла могила, выкопанная ими вчера; груда земли была навалена с одной ее стороны, поверх ямы протянулись полоски крепкой брезентовой ткани, на какой спускают в могилы гробы. Рядом с ямой лежали лист гофрированного железа и две лопаты. Четверо друзей подошли к краю могилы, глянули вниз. И всем четверым вдруг пришло в голову, что реальность всегда вносит коррективы в умозрительные планы. Яма, у которой они стояли, выглядела куда более глубокой, чем казалось им прежде, и похожей, ну, на могилу. В свете фонаря на дне ее что-то поблескивало.