И тут я услышал чей-то испуганный голос.
— Нандо, скажи, скажи, что это неправда! — умолял меня Коко Николич.
— Это правда, — прошипел я. — Мы мертвы.
— Они нас убивают! Они бросили нас на верную смерть!
— Я должен уйти отсюда! — заорал я. — Я больше не могу здесь оставаться!
— Нас услышали, — сказал Коко и кивнул на корпус самолета.
Я обернулся и увидел нескольких человек, выбирающихся из салона.
— Какие новости? — крикнул кто-то. — Нас обнаружили?
— Мы должны им сказать… — шепнул Коко.
Мы оба посмотрели на Марсело, который сидел на снегу.
— Я не могу, — пробормотал он. — Я этого не выдержу.
— Что происходит? — спросили нас. — Что вы услышали?
Я пытался им ответить, но слова застревали в горле. И тут вперед шагнул Коко.
— Пойдемте внутрь, — сказал он твердо, — я все объясню.
Мы все забрались в салон.
— Значит, так, ребята! Нас перестали искать.
Кто-то выругался, кто-то заплакал, но большинство недоверчиво уставились на Коко.
— Вы только не волнуйтесь, — продолжал он. — Нужно сохранять спокойствие. Ждать больше не имеет смысла. Нужно решать, как выбираться отсюда самим.
— Я уже все придумал! — выкрикнул я. — Я ухожу немедленно! Я не собираюсь здесь умирать.
— Нандо, успокойся, — сказал Густаво.
— Не собираюсь я успокаиваться! Дайте мне с собой мяса! Есть у кого лишняя куртка? Кто со мной? Если что, я и один пойду. Здесь я больше оставаться не намерен.
Густаво взял меня за руку.
— Не говори ерунды, — сказал он. — Если пойдешь сейчас, ты умрешь. У тебя нет теплой одежды, ты не знаешь гор, и ты очень слаб. Уйти сейчас равносильно самоубийству.
— Густаво прав, — согласился Нумо. — Ты еще очень слаб. У тебя еще даже кости на черепе не срослись.
— Мы должны идти! — заорал я. — Нам подписали смертный приговор! Вы что, собираетесь сидеть и ждать смерти?
Я уже метался по салону в поисках хоть чего-нибудь теплого — перчаток, носков, одеял, которые могли бы пригодиться в походе. И тут заговорил Марсело:
— Нандо, что бы ты ни собрался делать, думай о благе остальных. Не делай глупостей. Не трать силы попусту. Мы — одна команда, и ты нам нужен.
Говорил он спокойно, но в голосе чувствовалась горечь. В нем что-то сломалось, когда он услышал, что поиски прекращены, и он в одно мгновение потерял силу и уверенность, благодаря которым и стал нашим лидером. Марсело словно стал меньше, слабее, и я чувствовал, что он поддался отчаянию. Но я глубоко его уважал и не мог не признать справедливости его слов, поэтому я нехотя кивнул и сел рядом с остальными.
— Нандо прав, — сказал Густаво. — Если мы здесь останемся, мы погибнем, и рано или поздно нам придется идти в горы. Но мы должны все продумать. Нужно понять, как это лучше сделать. Пусть двое или трое пойдут сегодня в горы. Может, нам удастся увидеть, что там, за горами.
— Хорошо, — сказал Фито. — А по дороге поищем хвост самолета. Там могут быть еда, одежда, батарейки для рации.
— Я иду! — вызвался Густаво. — Если поторопиться, успеем вернуться до заката. Кто со мной?
— Я! — откликнулся Нума. Он уже один раз ходил в горы.
— И я, — сказал Даниэль Маспонс.
Густаво кивнул:
— Соберем всю теплую одежду — и в путь. Времени терять нельзя.
Густаво организовал все меньше чем за час. У каждого участника экспедиции были снегоступы и солнечные очки: кузен Фито Эдуардо их смастерил, соединив медной проволокой куски цветного пластика от солнцезащитного щитка из кабины. Но в целом экипированы они были неважно. На них были рубашки, тонкие свитера, легкие брюки и кожаные мокасины. Ни перчаток, ни одеял не было. Однако день выдался ясный, солнце пригревало, так что было не так уж холодно. Главное, чтобы они успели вернуться до заката.
— Молитесь за нас, — сказал Густаво, и они отправились в путь.
Мы глядели вслед троим смельчакам, начавшим путь по леднику к вершине горы — по следу, который оставил на снегу наш самолет. Они медленно поднимались вверх по склону, удалялись все дальше и дальше, пока не превратились в три крохотные точки.
Мы выставляли дежурных, которые ждали их возвращения. Стало смеркаться, но они не появлялись. Наступила тьма, и холод загнал нас в самолет. Подул сильный ветер, и мы все думали только о тех, кто еще не вернулся с гор. Мы горячо молились о них, но надежда слабела с каждой минутой. Теперь мы все знали, что такое смерть, и я представлял своих друзей в снегу, с восковыми лицами, с припорошенными снегом бровями.
— Может, они устроились на ночлег, — предположил кто-то.
— В горах укрыться негде, — сказал Роберто.
— Но вы же поднимались туда и выжили.
— Мы ходили днем, и было очень тяжело, — сказал Роберто. — Там градусов на пять холоднее.
— Они сильные, — сказал кто-то.
Остальные только молча кивали.
И тут заговорил Марсело.
— Это все моя вина, — тихо произнес он. — Это я вас всех погубил.
— Зачем ты так говоришь, Марсело? — сказал Фито. — Мы все в одинаковом положении. Тебя никто не винит.
— Я нашел этот самолет! — отрезал Марсело. — Я нанял экипаж! Я договорился о матчах и сагитировал вас.
— Моих маму и сестру ты не звал, — сказал я. — Их пригласил я, и теперь они мертвы. В том, что самолет упал, нашей вины нет.
— Каждый из нас решал только за себя, — сказал кто-то.
— Ты отличный капитан, Марсело. Не падай духом!
Марсело всегда был для меня героем. На поле он умел и подзадорить, и организовать команду, но я уважал его не только за это. Марсело был ответственнее и взрослее многих из нас. Он был по-настоящему религиозен и старался вести добродетельную жизнь. Он нисколько не зазнавался, наоборот, держался всегда скромно.