Он показал ей свое удостоверение.
— Миссис Харрисон? Я детектив-суперинтендент Грейс.
— Да, я помню, вы были сегодня на приеме.
— Это Линда Бакли, офицер по связи с семьями пострадавших. Могу я переговорить с вами?
— Вы нашли его? Нашли моего сына?
Он покачал головой:
— Боюсь, что нет, извините.
Помолчав с секунду, она сказала:
— Хотите зайти?
— Спасибо.
Он прошел за ней в маленькую гостиную, уселся в кресло, на которое указала Джилл.
— Не хотите чего-нибудь выпить? Бокал вина? Кофе?
— Стакан воды меня бы устроил, — ответил он.
— Мне ничего, — сказала Бакли.
Миссис Харрисон вышла из комнаты, Грейс огляделся. На стене висела копия картины «Воз сена» и большая, в рамке фотография Майкла, обнимающего за плечи Эшли Харпер.
Джилл Харрисон вернулась со стаканом воды для Грейса и опустилась напротив него на диван.
— Я очень сожалею о сегодняшнем дне, миссис Харрисон. Думаю, для вас он был крайне тяжелым, — сказал Грейс.
В комнату вошла молодая женщина — загорелая, немного носатая, с непокорными светлыми волосами.
— Это Кэрли, моя дочь. Кэрли, это детектив-суперинтендент Грейс и Линда Бакли, — сказала Джилл Харрисон. — Кэрли прилетела из Австралии, на свадьбу.
— Я видел вас на приеме, но не имел случая поговорить, — сказал Грейс, вставая и пожимая руку девушке.
— Рада познакомиться с вами, Кэрли, — сказала Бакли.
Девушка присела на диван рядом с матерью.
— Я хотела полностью отменить и венчание, и прием, — сказала Джилл Харрисон. — Но Эшли так настаивала.
— Глупая сука, — сказала Кэрли.
— Кэрли! — воскликнула ее мать.
— Извините, — сказала Кэрли. — Все считают ее такой милашкой. А по-моему, она расчетливая сучка.
И девушка, повернувшись к Грейсу, прибавила:
— Вот вы бы настаивали, чтобы свадьба состоялась?
Грейс тщательно обдумал свой ответ:
— Не знаю. Думаю, она оказалась в безвыходном положении. А вы, похоже, не любите Эшли?
— Нет, не люблю.
— Почему?
— Я считаю ее очень хорошей девушкой, — вмешалась в разговор Джилл Харрисон. — Она умна — с ней есть о чем поговорить. И она была ко мне очень добра.
— Да дерьмо, мам! Тебе просто до смерти хочется иметь внуков. А Эшли холоднее льда и вертит людьми, как хочет.
Грейс бесстрастно спросил:
— Что создало у вас такое впечатление?
— Не слушайте вы ее, — попросила Джилл. — Она устала.
— Чушь! — отозвалась Кэрли. — Эта Эшли просто-напросто охотится за деньгами.
— Насколько хорошо вы обе ее знаете? — спросил Грейс.
— Я с ней встречалась один раз — и то мне много показалось, — ответила Кэрли.
— А с родными ее вы знакомы?
— У бедняжки нет родных — только милейший канадский дядюшка, — ответила Джилл. — Родители погибли во время отпуска в автомобильной катастрофе в Шотландии, когда Эшли было три года. Ее растили приемные родители, очень жестокие люди. Сначала в Лондоне, потом они перебрались в Австралию. Когда ей исполнилось шестнадцать, она бросила их и уехала в Канаду, в Торонто, там ее приютили дядя и тетя. Тетя, насколько я знаю, недавно умерла. Бредли и его жена были единственными людьми, которые относились к ней по-доброму. Ей пришлось пробиваться в жизни самостоятельно.
— Тьфу! — откликнулась Кэрли. — Когда я с ней познакомилась, она сразу показалась мне ненастоящей. А после сегодняшнего кажется настоящей еще меньше. Я не могу ничего объяснить, но брата она не любит.
Через несколько минут после того, как Грейс покинул дом Харрисонов, он решил изменить статус дела об исчезновении Майкла — теперь оно должно будет проходить по разряду серьезных преступлений.
Марк добрался до садово-огородного магазина Ньюхейвена, портового города в шестнадцати километрах от его дома, незадолго до восьми, времени закрытия. Быстро пробежавшись вдоль полок, он купил лопату, отвертку, молоток, стамеску, фонарик, резиновые садовые перчатки и резиновые же сапоги.
Пытаясь протрезветь, Марк проглотил три чашки крепкого кофе. Он понимал, что следовало бы что-нибудь съесть, но желудок словно узлом завязало. Эшли рассердилась на него — он никогда еще не видел ее такой сердитой, и это его напугало.
Марк ехал к Эшдаунскому лесу. На шоссе опускался туман, ветровое стекло покрыла тонкая пленка влаги. Кусты на опушке леса показались Марку знакомыми, и он сбавил скорость.
Несколько мгновений спустя под колесами машины загромыхала первая металлическая решетка, защищающая лес от скота, следом вторая, Марк прибавил ходу, и машина заколыхалась по глубоким колеям. Повернув направо, Марк добрался до поляны.
К его облегчению, лист гофрированного железа так и лежал на месте, под ветками, которые Марк набросал поверх него.
Он выключил двигатель, оставив фары светить в полную силу. Потом натянул сапоги, взял фонарик и вылез из машины.
Наступило мгновение совершенной тишины. Затем в подлеске послышался легкий шорох, заставивший Марка обернуться и в испуге пошарить лучом фонаря по деревьям. Затаив дыхание, Марк услышал дребезжание — как будто монета болталась в жестяной банке, — и крупный фазан, кренясь, полетел между деревьями.
Еле живой от страха, Марк повел лучом справа налево, потом открыл багажник машины, вытащил резиновые перчатки и перенес купленные им инструменты к краю могилы. Там он постоял, глядя на металлический лист, вслушиваясь.
Марк ухватил гофрированный лист за край, оттянул его в сторону. Могила показалась ему темной расщелиной. Сжимая фонарик, он застыл на месте, набираясь храбрости, необходимой, чтобы шагнуть вперед. Потом медленно подобрался к самому краю, направил луч вниз.